Стихотворение дня - 2016

[Росинка]

1 Сентября

По утрам холодает, дрожат бельевые веревки.
Сквозь траву пробивается первая ранняя проседь.
Все, что было не к месту, нелепо, неровно, неловко -
Превращается в осень. Весь мир превращается в осень.
Разлетелись осколки, распутаны сложные связи,
Фонари щеголяют в плащах из дождя и тумана.
Зазеваешься чуть – расточатся небесные врази,
Снимут боль от ожогов ярчайшего самообмана.
Птицы кличут на юг, время ветра, ворон, винограда,
Время кутаться в свитер: еще не охрип, но простужен.
Плод запретный вдруг падает в руки – бери, если надо.
Но ты вдруг понимаешь, что он тебе больше не нужен.
Время пальцы разжать, упуская во тьму сигарету,
Потянуться за новой – да так и застыть изваяньем.
Все что билось, рвалось и шумело – оставлено лету.
Осень будет нас мерить спокойствием, не расстоянием.
Осень будет дождями сдирать капюшон листопада,
Засыпать нас признаньями, сплетнями и новостями.
Ну, а что до надежд - их в избытке в окрестностях Ада.
Они все там оставлены – пейте, черпайте горстями.
Мы – осенние жители, малое гордое племя,
Красим листья, вьем тучи, шьем блестки по краешку ночи.
Невзирая на нас, это будет счастливое время.
А для нас с тобой, может быть, даже счастливее прочих.

Velsa
найдено тут

[Росинка]

Сезам, Сезам
отрывок

не умирай моя радость ни в поле ни в небе
ни наверху ни внизу ни в отрыв ни за край
не убывай понемногу как влага в черствеющем хлебе
маслом из лампы темнеющей не выгорай

всё что угодно но только останься как будто
мы никогда не прервёмся как песня в сверчке
в этих словах оставайся в букашечных буквах
в пёстром лесу моя радость в моём сундучке

в каждом клочке
кожи моей узколистой тернистой тетради
в памяти чёрных чернил обречённых чернил
не умирай моя радость живи бога ради
кабы не я моя радость то кто бы тебя сочинил?..

Ольга Родионова

[Росинка]

И когда бармен говорит - может, хватит, леди? -
И напиток на дне стакана слегка горчит,
Они подсаживаются - Джек Дэниэлс и Олд Грендед,
Спрашивают - какого черта ты здесь торчишь?
И щурясь, молча курят, и ждут ответа,
Стакан блестит, как чей-то бессонный глаз.
Бурчу, мол, холод здесь, дожидаюсь лета.
Окей, - кивают, - кто он на этот раз?

Узнав, хохочут радостно, как мальчишки,
Отборную услышав белиберду,
И говорят, нет, бэби, ну это слишком,
С тобой мы не соскучимся и в аду.
Да кто б он ни был, рыцарь твоих куплетов,
Да как бы ни был светел-умен-хорош,
Он весь не стоит пары рассветов где-то,
А ты здесь пропадаешь - и пропадешь.
И наплевать, каких не станцуешь вальсов,
Каких избегнешь маленьких серенад,
Пойдем. Мы здесь закончили, собирайся.
Заедем к Джонни, право, он будет рад.
Прощаясь молча, можно избегнуть фальши,
Ведь над шоссе такая висит луна.
Никто из нас не спросит, что будет дальше.

А, между прочим, дальше была весна.

Velsa

[Росинка]

лети говорит лети
крылышки расправляй
а у меня размах - не ахти
а неба столько, что не вместить
вот и сижу повторяя эти лети-лети - глупая баттерфляй

а у меня от жизни остался вечер и ночь, и - всё
и даже Бог - и Тот меня не спасёт
Он Сам решил - у бабочек нет души
вот потому - до рассвета - дыши дыши

как это будет - там - темнота навек?
ну и не страшно. не видно - не страшно ведь.
мне не вместить - как это - умереть.
остается дышать. остается лететь лететь.

Ольга Хохлова

[Росинка]

Чудовищные чудовища

В пятницу вечером, когда в городе не остается трезвых,
Оборотни в подворотнях воют так, что их даже жалко.
Она идет сквозь все это - ставить на огонь свою джезву,
Пить свой грог, читать своего Ремарка.
Перед ней расступаются звери, убийцы, люди,
Драконы уползают обратно в свои чертоги.
Потому что если только ее не будет -
В городе не останется одиноких.
Тех, что не в стае, в стаде, гуртом, все вместе,
Тех, кто хрупки, болезненны и неловки.
Кто им тогда станет петь на рассвете песни,
Указывать на жестокие их уловки.
Кто тогда смоет кровь с клыков, перевяжет раны,
Соберет осколки, возможно, предложит чаю.
Все чудовища вращаются, как ни странно,
Вокруг кого-то, кто их потом прощает.

Velsa

[Росинка]

детское

Не признаться не могу, а признаться тяжко,
Я б себе зашила рот, если бы смогла.
Я украла у тебя маленькое счастье
Самый крохотный флакон синего стекла.

Это счастье у тебя пряталось на полке
Покрывалось чешуей пыли и обид,
Ты его когда-то взял, доверху наполнил,
Надписал и позабыл - шкаф и так набит.

Я наткнулась на него, встав на табуретку,
Шаря в темной тишине в поисках сластей,
А оно блеснуло мне сказочно и редко,
Отразилось в потолке, брызнуло от стен,

И забилось под рукой, ласково запело -
Вот и не смогла уйти, не смогла не взять,
Там под самым колпачком голубая пена,
И такая синева - рассказать нельзя.

У тебя таких чудес - воз и два вагона,
Свежих счастий всех цветов закрома полны,
У тебя в окне живет майский птичий гомон,
У тебя в комоде есть плеск морской волны,

У тебя растут цветы и смеются дети,
У тебя так хорошо спорятся дела,
У тебя, наверно, есть всё, что есть на свете -
Ну, подумаешь, флакон синего стекла.

Самый крохотный, поверь, самый завалящий,
Может, там и вовсе чушь, талая вода.
Ты бы вовсе не полез в этот долгий ящик,
Ты б не вспомнил про него вовсе никогда.

Но сегодня ты с утра пел, готовил бигос,
Ты был весел, мир был мил, крепок был союз,
Но морщинка на щеке - та, что я влюбилась,
Превратилась в тонкий шрам, в тот, что я боюсь.

Ты поцеловал меня: приходи почаще,
Как всегда, на букве "о" губы округлив.
Я украла у тебя маленькое счастье,
И открыла за дверьми, вызывая лифт.

И такой открылся мир нежный и безумный,
И сирень, жасмин, весна, мед и пастила,
И такой прозрачный свет, что заныли зубы,
Этот крохотный секрет синего стекла.

Ты б не вспомнил про него, никогда не вспомнил,
Ты таких еще сто штук можешь сохранить.
Ты любой сосуд готов радостью наполнить,
Ты заставишь петь струной паутины нить,

Ты б не вспомнил про него средь других флаконов,
Золотится на заре фонарей слюда.

Смотрит грустно на меня профиль заоконный,
Верно, больше мне нельзя приходить сюда.

Все вокруг меня поет, будто птицы в чаще
Все внутри меня грустит не пойми о чем.
Я сжимаю в кулаке краденое счастье,
Слезы капают в него тоненьким ручьем.

Аля Кудряшева

[Росинка]

И вот уже вхожу в такую реку,
Что самый дальний берег омывает,
Где человек прощает человеку
Любую боль, которая бывает.

Пускай река всему меня научит,
Пока плыву по этой самой глади,
Где человека человек не мучит,
Не может мучить человека ради.

Хотя б коснуться берега такого,
Который мог покуда только сниться,
Где человек не мучает другого,
А только сам трепещет и казнится!

И ни челна, ни утлого ковчега, —
Волна речная берег предвещает,
Где человек прощает человека,
Где человек, где человек прощает.

Вероника Долина

[Росинка]

Милая леди, вы снова сидите в луже,
Аранжируя букет из мусора или вздора.
Будет тепло изнутри - никогда снаружи.
Будет зима, и это наступит скоро.

Будет мороз по коже, мороз по коже.
Бедная леди, куда вам теперь податься?
Может быть, замуж, - мы это обсудим позже, -
За дурака, как могли бы вы догадаться.

Или еще в монастырь, только там несладко -
Нет моряков, всегда уходящих в море.
В книжке про Гамлета ваша лежит закладка -
Там, где Офелия сходит с ума от горя.

Вашу ли книжность, леди, считать причиной? -
С вами весь мир то ль в сговоре, то ли в ссоре, -
Значит, будет гроза. И считать мужчиной
Можно того лишь, кто выйдет сегодня в море.

Леди, вы снова думаете стихами -
Вредная эта привычка ведет к утратам
И выдает обидчикам с потрохами
Страх перед точкой. И ветер перед закатом.

Ольга Родионова

[Росинка]

dec

сделай мне одолжение, постучи по ёлке:
это же дерево, настоящее, как в учебнике.
мы обычно стучим по столу или стулу, а толку?
только живое может попасть в волшебники.
чтобы злой и добрый успокоились оба,
чтоб им обоим к мясу хватало соли.
чтобы здоровы были те, кто здоров и чтобы
выздоровели те, кто сегодня болен.
чтобы горела свечка и было пламя
оранжевым, как новогодние мандарины.
чтобы получше уметь говорить словами
и поменьше плакать над тем, что говорим мы.
чтобы болели руки от напряженья,
но не болело сердце от напряжения.
чтоб хорошо отпраздновать день рожденья
этого года - и прочие дни рождения.
чтобы случилось то, что должно случиться,
и не случалось того, о чем страшно думать.
чтобы не мучиться, если что, а лечиться,
мы же незакаленные, страшно дунуть.
разрешать нерешаемое и смеяться потом над этим,
всегда отвечать "конечно" на вопрос - хотите ли?
и, пожалуйста, чтобы были здоровы дети
и родители.
лепить из глины, шить, вышивать на шелке,
создавать миры, летать и гулять по крышам.
сделай мне одолжение, постучи по ёлке.
я услышу.

NEIVID

[Росинка]

Письмо десятое (из цикла "К Тэйми") 

Если б время лечило, куда нам такое здоровье?
Здравствуй, свет мой,
и сколько сердец у тебя отросло?
Как теперь оказалось: одно из важнейших условий –
чтоб тебя не любили кому-то назло.
Самое сложное, Тэйми, признание в нелюбови…

Стопки писем в моей голове не нашли адресата,
но я помню их все наизусть, до последней строки.
Мы безудержно смертны
и, значит, уже виноваты.
Если надо платить, с нас по полной возьмут за стихи
(даже есть подозрение, Тэйми, что предоплатой).

Там, где все говорят преимущественно о личном,
не понять, кто живой,
а кто лишь притворился живым.
Половина из них даже сдохнуть готовы публично,
ибо больше гарантий, что кто-то заплачет по ним –
по смешным, по обычным, по лишним…

Тэйми, прошлого нет.
Моим письмам, отсюда летящим,
никуда не дойти,
и времён больше нет никаких.
И однажды ты просыпаешься в происходящем,
прямо здесь, посреди этих прямоходящих,
среди этих живущих с тобою, живых-неживых.

Кто мы, Тэйми, теперь,
побывавшие трижды у грани,
разглядевшие всех, кто безмолвно стоит за плечом?
Мастера́ недосказанных чувств, мастера́ состояний...
Потому мы молчим ни о чём, говорим ни о чём,
и сокрытое под сургучом
глубже таинств прелюбодеяний.

Елена Касьян

[Росинка]

Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.

Ждут снега, листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.

И все, что было зыбко,
Растрепанно и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете,
Огромный, просветленный.
И кажется, что город
Стоит ненаселенный,-

Так много сверху неба,
Садов и гнезд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних...

О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,

И что, порой, напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься...

Давид Самойлов
1963

[Росинка]

Сказка о драконе

1.
Говорят, на свете живет дракон, говорят, страшней его не найти, мол, он враг человеческий испокон, искушает людей, сбивает с пути. Говорят, что кожа его - гранит, говорят, в глаза ему не смотри - мол, завертит, закрутит, заворожит, заморозит каждого изнутри.

У дракона шкура темна, сера, а еще он быстрее любой змеи. Пролетают мимо века, ветра, он - почти скалою во тьме стоит.

Есть принцесса, дворец ее далеко, косы рыжие, порванные штаны. Она знает, что где-то живет дракон (выдох пламенный, зубищи жестяны). Королеве нужен хороший зять, и король на дочку опять сердит, но принцесса мечтает однажды взять и дракона
самостоятельно победить.

Горизонт серебрян, необозрим, поднимаются горы в неровный ряд.
То ли это мы легенды творим,
то ли это легенды тебя творят.

Песня сложится за твоей спиной, золотое солнце войдет в зенит, и принцесса едет на смертный бой, и копье о щит жестяной звенит. И влетает, как рыжая стрекоза (правда, что ль, он пламя рождает ртом?)...
Но они замирают глаза в глаза,
и становится сказка вдруг не о том.



2.
Всех, кто сегодня счастлив - боже благослови,
где-то в душе рассказчика мерзко скребутся черти.

Понимаешь. Любая сказка - она всегда о любви,
даже если кажется, что о смерти.

Просто законы - справедливы, хотя и злы.
Тот, кто горяч - никогда не сможет согреться.
Это неправда, что драконы умирают от старости или стрелы.
Они умирают от любви,
что не помещается в сердце.

3.
Входит ночь во дворец, темноглаза, тепла, боса,
затихают шаги, умолкают все голоса,
и в свои покои идет королева,
и никто не хочет попадаться ей на глаза.

Да, она не любит празднества и балы.
Молчалива, спокойна. Идет. Прямее стрелы.
Ее косы рыжи и руки ее теплы.
Говорят, что она смотрела в глаза дракону
и осталась жива, величайшей из дев прослыв.

Может, кто-то еще б добавил чего, но кто же будет так глуп?
Королева раздевается у зеркала и всматривается вглубь.

И отчетливо видит, как белая кожа становится чешуей,
такой, что не пробьет ни одно копье,
как в чертах лица проступает - уже не вполне свое.

Как становится неуязвимым и нелюдским -

потому что любивший дракона
сам становится им.

И она сползает по стенке, нищим завидуя и калекам,
шепчет: "Господи боже,
как я устала быть человеком".


ALONSO_KEXANO

[Росинка]

Мы так давно не дети, и луна
Лежит пятном на лаковом паркете.
И жизнь видна из темного окна.
И мы не дети.

Зима, зима, и скромные дары,
И золотые тонкие осколки,
И жизнь светла, как новые шары
На нашей елке.

Как золотые шкурки на снегу,
Как шкурки лис на мамином жакете,
Как звезд картон, как нежность на бегу,
Как - мы не дети.

Уткнуться лбом в желанное тепло,
В кафтан, пропахший пылью театральной,
И видеть жизнь в узорное стекло -
Большой и дальней.

Большой и теплой - с папиных колен,
Сияющей уже в мечтах о лете...
Мой новогодний сон, мой дом, мой плен,
Где мы - не дети,

Где ничего, любимый, никогда -
Под ватой свежевыпавшего снега...
И лишь твоя картонная звезда
Сияет с неба.

Ольга Родионова

[Росинка]

Все деревья, все звезды мне с детства тебя обещали.
Я их сам не узнал. Я не думал, что это про то.
Полуночница, умница, черная пчелка печали,
Не сердись на меня. Посмотри на меня с добротой.

Как чудесно и жутко стать сразу такими родными!
Если только захочешь, всю душу тебе отворю.
Я твержу как пароль каждым звуком хмелящее имя,
Я тревожной порой опираюсь на нежность твою.

Не цветными коврами твой путь устилала усталость,
окаянную голову северный ветер сечет.
Я не встречусь с тобой. Я с тобой никогда не расстанусь.
Отдохни в моем сердце, покуда стучится еще.

Задержись хоть на миг - ты приходишь с таким опозданьем.
Пусть до смертного часа осветит слова и труды
Каждый жест твоих рук, обожженных моим обожаньем.
Чудо жизни моей, я в долгу у такой доброты

Борис Чичибабин

[Росинка]

Цирк 

Nie mój cyrk, nie moje małpy (польск.)

Каждый вечер, когда тебе кажется, что мир свихнулся –
то есть, собственно, каждый вечер –
делай эту процедуру, если хочешь, чтоб и завтра проснулся.
Пожалей себя: ты не вечен.
Сядь напротив телевизора, выключи громкость и повторяй, не сводя глаз с экрана:
"это – не мой цирк; это – не мои обезьяны".

Так говорил мой знакомец, он был не дурак,
а не то литовец, не то поляк,
он однажды приснился мне – просто так,
чуть спьяну:
"это – не мой цирк; это – не мои обезьяны".

Не ищи ты логики в происходящих событиях –
её там не положили.
Мир построен на двух китах: непонимании и мордобитии,
мы всегда на Земле так жили.
А раз ты один тут с Альфы Центавра, вот и мантра – твоя охрана:
"это – не мой цирк; это – не мои обезьяны".

И с тех пор, если запад ползёт на восток,
если мусорный запах, хоть с виду цветок –
я ни ужас испытывать, ни восторг
не стану:
"это – не мой цирк; это – не мои обезьяны".

Если лезть – то по-настоящему, на вселенское дерево,
ловчее глядеть отсюда,
мировой океан просматривается от берега и до берега,
плавучий театр абсурда.
На одно лицо и люди, и лозунги, и верованья, и страны:
это – не мой цирк; это – не мои обезьяны.

А что там кричат - они заздравную пьют.
А у них там чад - так то домашний уют.
А что птицы над полем кружат - то поют
соловьи.
Это был мой цирк, и все обезьяны - мои.

Эли Бар-Яалом
("Хатуль")
6.8.2014