Стихотворение дня - 2017

[Росинка]

От окраины к центру

Вот я вновь посетил
эту местность любви, полуостров заводов,
парадиз мастерских и аркадию фабрик,
рай речных пароходов,
я опять прошептал:
вот я снова в младенческих ларах.
Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок.

Предо мною река
распласталась под каменно-угольным дымом,
за спиною трамвай
прогремел на мосту невредимом,
и кирпичных оград
просветлела внезапно угрюмость.
Добрый день, вот мы встретились, бедная юность.

Джаз предместий приветствует нас,
слышишь трубы предместий,
золотой диксиленд
в чёрных кепках прекрасный, прелестный,
не душа и не плоть -
чья-то тень над родным патефоном,
словно платье твоё вдруг подброшено вверх саксофоном.

В ярко-красном кашне
и в плаще в подворотнях, в парадных
ты стоишь на виду
на мосту возле лет безвозвратных,
прижимая к лицу недопитый стакан лимонада,
и ревёт позади дорогая труба комбината.

Добрый день. Ну и встреча у нас.
До чего ты бесплотна:
рядом новый закат
гонит вдаль огневые полотна.
До чего ты бедна. Столько лет,
а промчались напрасно.
Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего ты прекрасна.

По замёрзшим холмам
молчаливо несутся борзые,
среди красных болот
возникают гудки поездные,
на пустое шоссе,
пропадая в дыму редколесья,
вылетают такси, и осины глядят в поднебесье.

Это наша зима.
Современный фонарь смотрит мертвенным оком,
предо мною горят
ослепительно тысячи окон.
Возвышаю свой крик,
чтоб с домами ему не столкнуться:
это наша зима всё не может обратно вернуться.

Не до смерти ли, нет,
мы её не найдём, не находим.
От рожденья на свет
ежедневно куда-то уходим,
словно кто-то вдали
в новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает.

Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.

Как легко нам дышать,
оттого, что подобно растенью
в чьей-то жизни чужой
мы становимся светом и тенью
или больше того -
оттого, что мы всё потеряем,
отбегая навек, мы становимся смертью и раем.

Вот я вновь прохожу
в том же светлом раю - с остановки налево,
предо мною бежит,
закрываясь ладонями, новая Ева,
ярко-красный Адам
вдалеке появляется в арках,
невский ветер звенит заунывно в развешанных арфах.

Как стремительна жизнь
в чёрно-белом раю новостроек.
Обвивается змей,
и безмолвствует небо героик,
ледяная гора
неподвижно блестит у фонтана,
вьётся утренний снег, и машины летят неустанно.

Неужели не я,
освещённый тремя фонарями,
столько лет в темноте
по осколкам бежал пустырями,
и сиянье небес
у подъемного крана клубилось?
Неужели не я? Что-то здесь навсегда изменилось.

Кто-то новый царит,
безымянный, прекрасный, всесильный,
над отчизной горит,
разливается свет тёмно-синий,
и в глазах у борзых
шелестят фонари - по цветочку,
кто-то вечно идёт возле новых домов в одиночку.

Значит, нету разлук.
Значит, зря мы просили прощенья
у своих мертвецов.
Значит, нет для зимы возвращенья.
Остаётся одно:
по земле проходить бестревожно.
Невозможно отстать. Обгонять - только это возможно.

То, куда мы спешим,
этот ад или райское место,
или попросту мрак,
темнота, это всё неизвестно,
дорогая страна,
постоянный предмет воспеванья,
не любовь ли она? Нет, она не имеет названья.

Это - вечная жизнь:
поразительный мост, неумолчное слово,
проплыванье баржи,
оживленье любви, убиванье былого,
пароходов огни
и сиянье витрин, звон трамваев далёких,
плеск холодной воды возле брюк твоих вечношироких.

Поздравляю себя
с этой ранней находкой, с тобою,
поздравляю себя
с удивительно горькой судьбою,
с этой вечной рекой,
с этим небом в прекрасных осинах,
с описаньем утрат за безмолвной толпой магазинов.

Не жилец этих мест,
не мертвец, а какой-то посредник,
совершенно один,
ты кричишь о себе напоследок:
никого не узнал,
обознался, забыл, обманулся,
слава Богу, зима. Значит, я никуда не вернулся.

Слава Богу, чужой.
Никого я здесь не обвиняю.
Ничего не узнать.
Я иду, тороплюсь, обгоняю.
Как легко мне теперь,
оттого, что ни с кем не расстался.
Слава Богу, что я на земле без отчизны остался.

Поздравляю себя!
Сколько лет проживу, ничего мне не надо.
Сколько лет проживу,
сколько дам на стакан лимонада.
Сколько раз я вернусь -
но уже не вернусь - словно дом запираю,
сколько дам я за грусть от кирпичной трубы и собачьего лая.

Иосиф Бродский

[Росинка]

Он поклялся в строгом храме
Перед статуей Мадонны,
Что он будет верен даме,
Той, чьи взоры непреклонны.

И забыл о тайном браке,
Всюду ласки расточая,
Ночью был зарезан в драке
И пришел к преддверьям рая.

«Ты ль в Моем не клялся храме, —
Прозвучала речь Мадонны, —
Что ты будешь верен даме,
Той, чьи взоры непреклонны?

Отойди, не эти жатвы
Собирает Царь Небесный.
Кто нарушил слово клятвы,
Гибнет, Богу неизвестный».

Но, печальный и упрямый,
Он припал к ногам Мадонны:
«Я нигде не встретил дамы,
Той, чьи взоры непреклонны».

Николай Гумилев

[Росинка]

На сон грядущий

Я мог бы ласково взять тебя,
не выпустить больше из рук.
Я мог бы баюкать твой взгляд; тебя
охранять, и быть лесом вокруг.
Я мог бы единственным знать об этом, -
что ночь холодна была.
И слушать вечер, печалясь о лете,
сгорающем с нами дотла.

Ведь время стало тревогой всех,
не избегла камня коса.
Снаружи ходит чужой человек
и будит чужого пса.
Но вот стало тихо. Я не спустил
с тебя своих глаз; и те
охраняли тебя наподобие крыл,
если что-то брело в темноте.

Рильке
(перевод Андрея Дитцеля)

[Росинка]

Разморозь меня, Господи.
Разморозь окаянную,
В состоянии осени,
во хмелю, да не пьяную.

Разморозь меня сильною
быть навек обречённую,
Так ненужно красивую
птицу неприручённую.

Пролистай меня книгою -
от рожденья до ижицы.
Час прощания двигаю,
час прощенья не движется.

Я озябла от инея
на ресницах звенящего.
Дай мне, Господи, имени
вкус познать настоящего.

Разложи всё по полочкам
в беспорядке отчаянном.
Я, как в сказке Дюймовочка,
заблудилась нечаянно.

Оторвалась от дерева,
закружилась метелицей…
В час прощания верила,
в час прощенья – не верится.

Разморозь меня снежную,
скрой от глаз нелюбови.
От молчания нежная
я дождусь нелюбого.

Мне б доплакать, доплыть…
И надежду примерить:
о прощанье забыть
и в прощенье поверить.

Людмила Гонтарева

[Росинка]

Гвозди

Волокли мою Любовь из души за волосы,
После злобных слов-кнутов оставались полосы.
И когда была она оплёвана, поругана,
Бог распял мою Любовь на кресте неструганном.

А Любовь, она ж раба, рождена прислугою.
Госпожу её я знал, даже был ей другом, но
Нет у Госпожи её о жалости понятия,
Подавала Господу гвозди для распятия,

Их слепив из грязи, что с чужих постелей,
Где над нею чьи-то животы потели,
Долго их ваяла, а потом сушила,
После наточила поострее шила,

И готовы к пыткам эти гвозди стали,
Попрочнее меди, бронзы или стали.
Плача мне шептала – «ты такой хороший»,
Только больно гвоздик заходил в ладоши,

И Любви нещадно косточки хрустели.
Вроде вот конец уж – дышит еле-еле.
Всё… да нет – ожила, корчится и стонет,
И сочатся кровью ступни и ладони.

И как тот крестьянин, с жалости к скотине,
Добивал Любовь я ломом по хребтине.
Матерюсь со злости – ну достала, сука.
Вот обмякло тельце и висит без звука.

Пот смахнул устало – все конец… не верится…
Отошел… оглядываюсь... а она шевелится…

Владимир Куликов

[Росинка]

Компромисс

Утонешь в августовском сплине,
как вдруг, откуда ни возьмись,
из вензеля трамвайных линий
разматываешь компромисс -
наверх по линии отрыва
от всяких дел, от разных дрязг...
И росчерк выглядит игриво,
хотя не этим он потряс
тебя у самого бордюра -
ещё не мысль, а лишь намёк...
Так выбирает пуля-дура,
кого и штык найти не смог.
И это выход из туннеля,
и путь в трамвайное депо,
как будто капли на шинели
тебе оставил дождь слепой.
Такой вот август, и, наверно,
мы все им обожествлены...
Как храм, очищенный от скверны,
как мир, не знающий войны.

Лев Либолев

[Росинка]

Нытики и зануды

Ненавижу я всяких зануд и нытиков,
Отравляющих радость за годом год,
Раздраженно-плаксивых и вечных критиков
Наших самых ничтожных порой невзгод!

Люди строят завод, корпуса вздымают,
Люди верят сквозь трудности в свой успех.
А зануда не верит. Он больше знает.
А зануда зарплату и жизнь ругает,
А зануда скулит и терзает всех.

Как досадно бывает подчас в дороге,
Где шагают ребята в жару и стынь:
Все устали и все натрудили ноги,
А бранится и стонет за всех один.

Он скрипит, он по ниточкам тянет нервы:
«Жмет ботинок... Когда же мы отдохнем?»
И рюкзак-то тяжел, и не те консервы,
Да и тем ли идем вообще путем?!

И с такой он душой о себе хлопочет,
Будто жизнью иною, чем все, живет:
Есть и пить только он ведь один и хочет,
И один только в мире и устает.

Эдуард Асадов

[Адиала]

Пришла домой. Сняла промокший плащ.
Поцеловала дымчатую кошку…
В квартире пусто и темно, хоть плачь…
Натерли ногу новые сапожки…
Достала древний медный котелок,
Зажгла плиту, шепнула два заклятья…
Лиловым озарился потолок,
В мгновенье ока испарилось платье…
В котле кипит неистовая муть,
Меняет цвет и пенится бурливо…
Твои черты сейчас внушают жуть.
Ma chere, ты просто дьявольски красива!
Готово зелье. Выпито до дна.
Окно открыто… Отвернитесь, боги!
Тебя уводит полная Луна
По колдовской серебряной дороге
На верном, резвом, легком помеле,
Забрав с собою дымчатую кошку…
Пустой котел мерцает на столе.
В котле дымятся новые сапожки…

© Ирина Корнетова.

[Росинка]

Аромат осени

...А осень пьянила нектаром любви,
Манила под желтый покров.
И был аромат у опавшей листвы
Чуть тоньше французских духов...

Ирина Венжега

[Росинка]

Сказка закончится ровно в полночь

Сказка закончится ровно в полночь:
Звякнут о лестницу каблучки,
Так и останутся на танцполе,
Сумка и розовые очки.
Это иллюзия: бал и замок,
Принца учтивость – тупой азарт.
Мачеха сразу тебе сказала:
«Не обольщайся, разуй глаза».
В саже лицо, и мечты туда же,
Тыква не транспорт, её бы в печь.
Золушка, ты и не думай даже
Из хрусталя башмачок беречь.
Память не вечная – омертвеет.
Платья от феи дотла сожги.
Знаешь ли, сколько девиц имеют
Точно такой же размер ноги?
Знаешь ли, сколько дурёх-мишеней
Вниз по ступеням сошло во мглу?
Золушка плачет. Студент-волшебник
Вновь превращает её в золу.

Нью-Эвелин